Воздушный шар
«Я улетаю на большом воздушном шаре, куда не знаю, зачем не знаю И проплывают подо мной моря и страны и я лечу по воле ветра в безбрежном океане» … красивая и слегка грустная мелодия одного из первых альбомов Credo лилась из наушников плотно надвинутых на уши Олега, хотя это и было строго запрещено … Да дело даже и не в запрете — это было попросту опасно для жизни : он добровольно лишал себя одного из преимуществ перед «шатунами». Эти мрази не могли контролировать процессы связанные с их жизнедеятельностью, такие как свистящее прерывное дыхание, стоны, рычание. Всё зависело от того в каком состоянии находились голосовые связки и дыхательные пути конкретно взятого индивидуума. Некоторые из них были настолько древними, что не могли даже укусить — только оцарапать, чего в принципе тоже было достаточно, для того чтобы еще на один шаг приблизить вид «Живых» к полному и бесповоротному уничтожению. Хотя чем свежее был «Шатун» — тем большую опасность он представлял. При возвращении часть функций головного мозга будто выключалась, зато такие как слух и обоняние работали на полную катушку. И конечно же, голод, никто не знает почему пробуждаясь они становились каннибалами — все до одного. Единственной целью для них было набить свои желудки (причём у некоторых последние отсутствовали вовсе) всем что попадётся под руку (но обязательно живым) начиная от крысы, пойманной на помойке и заканчивая любимым псом, внучкой, отцом, другом, женой — теперь для них все были на одно лицо — мясом, которое «Шатуны» преследовали со зловещим упорством и маниакальностью.
«Свежаки» могли объединяться в группы и устраивать засады. Пока еще не разложившиеся мышцы и сухожилия позволяли им развивать весьма приличную скорость а их выносливости позавидовал бы любой спринтер. По истечении нескольких недель «свежак» начинал «портиться», он терял былую подвижность вместе с кусками гниющей плоти, когда то мозг человека разумного иссыхал и отключал всё большее количество функций и в конце — концов «Шатун» превращался в мычащее и бесцельно шатающееся нечто (откуда он и получил своё название), мучительно «доживающее» свой век, пока процесс разложения и апарыши не сделают своё дело… Пренебрегая элементарными мерами безопасности Олег никогда не расставался с музыкой — это была последняя частичка, связывающая его с прошлой жизнью, до того как мир сдвинулся с места. Те, далёкие времена, счастливые времена когда он был обыкновенным техником, обыкновенным любящим мужем …… и почти стал обыкновенным счастивым отцом. Он был бы лучшим отцом в мире, это неоспоримый факт, но такому миру не нужны дети. Прошло чуть больше двух месяцев, а ему казалось — вечность … Вечность наполненная болью утрат, страхом и безысходностью, безысходностью в каждом вздохе этого нового, искаверканного мира.
